И вот, пожалуйста, закованный легавый.

Ну и изменчива же жизнь!

— Поднимемся на мостик! — решает Стоун. — Там будет удобнее разговаривать.

Замшевый Жилет с подбитым глазом открывает дверь, я следую за ним, чувствуя упирающийся мне в спину ствол пистолета в руке Стоуна.

Милая прогулка по переходам и палубам великолепной океанской яхты. Повсюду начищенная до блеска медь и лакированное дерево…

Очевидно, эта шикарная посудина принадлежит папаше Стоуну.

Мы поднимаемся на мостик. Дует довольно резкий бриз со стороны берега. И далеко-далеко на горизонте еле видна черная полоска, означающая землю. Нетрудно понять, зачем Стоун привез меня сюда… Здесь, в открытом море, он может делать со мной что угодно, не боясь, что его побеспокоят… А какой прекрасной могилой является океан! Пятьдесят килограммов на ноги — и привет, комиссар! До встречи на небесах, как говорит блондин в жилете…

В Англии, чтобы обвинить человека в убийстве, нужен труп. А мой труп будет служить кормом для рыб. Девяносто килограммов полицейского могут заменить всех дафний Ла-Манша, да еще и останется!

Блондин ударом под ребра сажает меня в плетеный стул, хрустнувший под моим весом.

Стоун приступает к делу:

— Комиссар, для меня очень важно знать, как вы нашли мой сейф и кто дал вам шифр от замка. Теперь вы мне все равно это скажете. Мы здесь одни. Вы можете кричать сколько угодно — никто вас не услышит.

— Да, это верно, — соглашаюсь я, — когда уединяешься, чувствуешь себя в безопасности.

Старый хмырь не обращает внимания на мои слова.

— Мне нет смысла возиться с вами, так как вы в моей полной власти и вам не удастся вырваться от нас живым…

Он приближает свою физиономию к моей, так что я чувствую его нездоровое дыхание. У старика явно нелады с желудком.

— Но только, — продолжает он, — есть несколько возможностей умереть… Самое легкое — получить пулю в затылок, что я вам и предлагаю в случае, если вы нам все скажете. И есть пытки… Известные, общепринятые… Есть и другие, которые всегда может придумать человек с воображением, вы понимаете?

Я молчу как немой.

— Вам есть что мне сказать? — спрашивает он.

— Да, — киваю я.

— Ну слава богу! Говорите!

— Стоун, у вас пахнет изо рта! Он подскакивает.

— Что?

— У вас воняет изо рта, и вы желтого цвета. Держу пари на что хотите, что у вас рак печени и ни одна приличная девушка не подойдет к вам ближе чем на километр.

Стоуна охватывает дикая ярость. Если бы вы его видели, то сказали бы, что он как взбесившаяся шавка. Сначала он начинает что-то быстро верещать писклявым голосом по-английски, брызгая слюной, а затем вынимает из кармана нож — не больше перочинного — и водит им по моему лицу.

— Стоун, — укоризненно произношу я как можно спокойнее, — что за манеры для человека в летах! Посмотрите на себя. Я бы не удивился, если бы узнал, что вы педик…

На какое-то время воцаряется полная тишина. Слышен лишь плеск воды о борт яхты да шум волн. В трех метрах от нас кабина управления с рулевым-негром за штурвалом. Он даже не смотрит в нашу сторону. Ему наплевать, что творится за его спиной. Он здесь, чтобы рулить, вот и рулит…

Других матросов не видно… Стоун, видно, распорядился, чтобы нам не мешали на мостике. Все, что я вижу, кроме наших стульев, это широкий заборник воздуха для трюма.

Блондин в жилете вытаскивает из кармана платок и вытирает заплывшие глаза.

— Патрон, — тяжело хрипит он, — я думаю, что вы наконец отдадите его мне…

Стоун делает несколько шагов, прогуливаясь в задумчивости, руки за спиной.

— Сними-ка один браслет! — приказывает он Замшевому Жилету.

Стоун упирает свой пистолет мне в живот, как бы говоря, что мне, собственно, нечего надеяться на свою болтовню. Он мне уже один раз доказал, что у него великолепная реакция.

Блондин в замше снимает один наручник, как велено.

— Закрепи на поручне, — командует Стоун.

Блондин исполняет команду, пропуская освободившийся браслет вокруг поручня и вновь защелкивая у меня на руке. Таким образом, прикован я крепко.

— Ну вот, теперь вы в нашем полном распоряжении, — говорит вонючий ростбиф. — Скажем так, вид у вас не самый бравый…

— Черт возьми! Да давайте его пришьем, и все! — восклицает Жилет.

Он примеривается и бьет мне два раза точно в лицо, так что кровь начинает течь из моих разбитых губ и носа, как вода из крана.

— На тебя просто противно смотреть! — оценивает он свою работу.

— Ну что ж! Теперь мы можем пугать непослушных детей вместе. Честно говоря, ты тоже не Ален Делон.

Я смеюсь, хрюкая разбитым носом, и явно напрасно, поскольку ребята, позабыв про интеллект, явно обиделись на мои в принципе безобидные слова и дают мне почувствовать, что они хозяева положения. Град ударов сыплется на меня. Бьют ногами и руками. Мне кажется, будто из меня собираются сделать бифштекс и отбивают мясо, чтобы было помягче. Хотите посмотреть, как готовят мясо, подходите поближе, дамы и господа! Цена просмотра — один франк. Для женщин с детьми и военных скидка пятьдесят процентов!

Бьют по затылку, по почкам, по спине, по копчику, по ногам. Бьют хорошо, споро. У меня впечатление, будто я попал под паровой молот!

Я пытаюсь уворачиваться, но это сложно, даже просто невозможно… Все, что мне удается, так это чуть повернуться. У меня надежда — идиотская, — что боком будет легче переносить удары! Но поди угадай! Мне тут же достается тяжелый удар по достоинству! Дикая боль, искры из глаз, дыхание прекращается… Будто мне вилкой без ножа оторвали кусок плоти. Я вскрикиваю и теряю сознание… Привет всем… Если у вас есть свободное место в молитвах, не забудьте обо мне!

Нокдаун длится недолго, всего несколько секунд, но я понимаю полученную выгоду. Видя, что я отключился, ребята прекращают молотилку и отдуваются.

— Он что, сдох? — любопытствует Замшевый Жилет.

Чья-то морда прикладывается мне к груди.

— Нет, — звучит голос Стоуна, — просто в отключке…

Я подозреваю, что это была лишь закуска, которая раздразнила их аппетит, и что теперь они займутся всерьез главным блюдом…

Этот старый хорек имеет воображение. И даже умеет облекать свои мысли в достойные фразы.

— Пойди принеси что-нибудь подкрепляющее, чтобы поставить его на ноги, — говорит он. — Потом сходи в каюту и возьми инструменты, чтобы развязать ему язык…

При слове «инструменты» холодок пробегает у меня по спине. Что они еще придумали, эти хреновы дантисты, чтобы заставить меня открыть рот?

Я умираю от усталости, как будто на мне возили воду. Наверное, другой давно бы сдох на моем месте. Но это мало успокаивает, честно говоря…

Я открываю глаза. Они ушли… На мостике никого. Я призываю своего ангела-хранителя, чтобы он уберег меня от дальнейших пыток. Может быть, не закатилась еще моя счастливая звезда. Все-таки она всегда появлялась на моем небосклоне в самых безнадежных случаях… Как сказал поэт, «самые красивые случаи — самые безнадежные».

Да, но, по-моему, пора действовать, попытать счастья. Не сидеть же сложа руки, пока взойдет звезда, хоть и моя… Когда верзила блондин надевал мне наручники, я практически инстинктивно использовал один прием, широко применяемый в преступной среде. Хитрость состоит в том, чтобы в момент запирания наручников немного напрячь и повернуть запястье. Таким образом браслет на руке держится более свободно. При известной сноровке иной раз удается потом вынуть руку из браслета.

Я пробую освободить руку. Я просто обязан сделать невозможное…

Вы наверняка подумаете, что я верю в Санта-Клауса. Нет, не верю, успокойтесь. Но я должен что-то предпринять, поскольку абсолютно убежден, что эти ребята никогда не отпустят меня с миром, пожелав счастливого пути. Я должен показать Стоуну, на что способен человек по имени Сан-Антонио, когда он в бешенстве…

Я силой воли, как йог, приказываю руке уменьшится, я тяну изо всех сил… Я потею и изворачиваюсь, как муха на клейкой бумаге… Я стараюсь сложить все пальцы в один, в невероятном усилии тяну через костяшки. Рука становится синей… Моя кожа рвется, суставы трещат. Я продолжаю тянуть, и… рука выскакивает из браслета. Победа!